feldmareșalul Kutuzov în 1812
1812 год навсегда останется совершенно особой датой в богатой событиями многовековой povestiri России. Грандиозное фиаско организованного казавшимся непобедимым Наполеоном похода в Россию, гибель "Великой армии" при отступлении и победное шествие российских войск по территории изумленной Европы произвели огромное впечатление на современников. Совершенно естественно, что уже в 1813 г. были изданы первые труды, авторы которых пытались разобраться в причинах такого поворота событий. В патриотическом порыве историки и писатели тех лет единодушно провозгласили Кутузова "величайшим полководцем всех времен и народов", "молниеносным Перуном Севера", "совершившим в краткое время знаменитые деяния Цезаря, Ганнибала и Сципиона" (Ф.М.Синельников). В своих стихах Кутузова восславили Г.Р.Державин, В.А.Жуковский и другие, менее известные поэты. И.А.Крылов на события 1812 г. откликнулся сразу 7 баснями, самой известной из которых стала посвященная Кутузову "Волк на псарне". Позже, в 1831 г. А.С.Пушкин посвятил памяти Кутузова следующие строки:
Când vocea credinţei poporului
Am strigat sfântului tău păr cărunt:
"Иди, спасай!" Ты встал и спас.
("Перед гробницею святой")
Данное произведение было очень благосклонно принято в обществе, а вот за посвященное Барклаю-де-Толли стихотворение "Полководец" ("1835 г.) поэт подвергся критике как со стороны "патриотически-настроенной" общественности, так и со стороны родственников Кутузова. В результате он даже вынужден был "извиниться" перед публикой в 4-ой книге журнала "Современник" за 1836 г., повторив, как "символ веры", "священую формулу": "Его (Кутузова) титло – спаситель России".
В 60-х годах XIX века Л.Н.Толстым был написан знаменитый роман "Война и мир" в котором М.И.Кутузов был отчасти лишен своего ореола самого гениального и великого полководца современности, но зато приобрел новый: Михаил Илларионович стал единственным человеком, понимающим суть Отечественной войны 1812 г. Но в официальной российской историографии восторжествовало совершенно другое направление, согласно которому причиной победы России в войне 1812 г. стало считаться "единение сословий вокруг престола", а главным героем Отечественной войны был объявлен император Александр I. Основоположником данной концепции стал Д.П.Бутурлин (участник войны 1812 г., флигель-адьютант Александра I). Позже к данной точке зрения присоединился целый ряд верноподданных историков. Даже такой признанный апологет Кутузова, как его бывший адьютант А.И.Михайловский-Данилевский, в своих трудах писал об императоре как о "лучезарном светиле, которое все грело и оживляло". "Главным руководителем Отечественной войны" назвал Александра I и профессор военной академии М. И. Богданович. Данный исследователь, в целом сохраняя почтительный тон по отношению к Кутузову, одним из первых решился упрекнуть фельдмаршала за ошибки при Бородине, Тарутине, под Красным и на Березине, а также за отправление в Петербург заведомо неверных донесений об итогах сражений при Бородине и под Малоярославцем. Последующие исследователи, признавая Кутузова выдающимся полководцем, "спасителем отечества" его уже не называли. С.М.Соловьев писал о Кутузове весьма сдержанно, а В.О. Ключевский вообще обошел личность фельдмаршала молчанием. В 7-томном труде, посвященном 100-летнему юбилею войны 1812 г., заслугам Кутузова отдавалось должное, но при этом признавалось, что он "не был полководцем, равным Наполеону" и что "осторожность старого вождя в соединении с некоторой старческой неподвижностью, болезненностью и усталостью сказалась для нашей армии и с отрицательной стороны". Официальная концепция, объявлявшая "организатором победы" Александра I, популярностью среди историков конца XIX-начала ХХ века уже не пользовалась.
Что касается трудов зарубежных исследователей войны 1812 г., то в большинстве из них главными положительными качествами Кутузова-полководца признаются хитрость и терпение. В то же время отмечается, что как стратег российский главнокомандующий явно уступал не только Наполеону, но и некоторым своим подчиненным (например, Барклаю-де-Толли). Не отказывая Кутузову в определенных военных способностях, западные историки, тем не менее, считают, что из-за дряхлости и болезней его роль в изгнании Наполеона из России была минимальной. Практическим общепризнанным в западной историографии является положение, согласно которому в боях под Красным и Березиной Наполеон сумел избежать полной гибели армии и плена главным образом благодаря медлительности и нерешительности Кутузова.
Для историографии первых лет Советской власти было характерно взвешенное, "умеренно хвалебное" отношение к Кутузову. Исключение составляли труды М.Н. Покровского, который прославленного фельдмаршала выдающимся полководцем не считал и резко критиковал за потерю управления войсками и многочисленные ошибки, допущенные в ходе преследования неприятеля. В конце 30-х годов взгляды на Кутузова и оценка его роли в Отечественной войне 1812 г. стали постепенно меняться, воззрения покойного академика Покровского были подвергнуты уничтожающей критике. А после того как 7 ноября 1941 г. И.В.Сталин с трибуны мавзолея назвал Кутузова в числе "наших великих предков" и, особенно, после учреждения ордена Кутузова в 1942 г. критика данного полководца стало не только "идеологически неправильным", но и небезопасным поступком. В 1945 г., когда отмечалось 200 лет со дня рождения М. И. Кутузова, СНК СССР издал постановление, в котором после долгого перерыва вновь был выдвинут тезис о том, что "полководческое искусство Кутузова превзошло полководческое искусство Наполеона". В 1947 г. журнал "Большевик" напечатал статью Сталина, где утверждалось: "Кутузов... загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления... Энгельс говорил как-то, что из русских полководцев периода 1812 г. генерал Барклай-де-Толли является единственным полководцем, заслуживающим внимания. Энгельс, конечно, ошибался, ибо Кутузов был, бесспорно, двумя головами выше Барклая-де-Толли".
Именно с этого времени Кутузов снова, как в 1813 г., стал центральной фигурой Отечественной войны 1812 г. и единственным спасителем Отечества для всех историков и писателей нашей страны. Критике в то время были подвергнута даже признанная во всем мире работа Е.В.Тарле "Нашествие Наполеона на Россию". В условиях сильнейшего административного давления и угрозы репресий, 77-летний академик вынужден был уступить и написать две статьи в "нужном" направлении ("М.И.Кутузов – полководец и дипломат" и "Бородино"). В настоящее время широкому кругу читателей вновь становятся доступными материалы, позволяющие сделать объективные выводы о роли М.И.Кутузова в грандиозных событиях 1812 г. Чрезвычайно интересным в этом отношении стали, например, публикации журнала "Родина": N 6-7 за 1992 г., посвященный Отечественной войне 1812 г., и N 9 за 1995 г. – круглый стол "Спаситель отечества. Кутузов – без хрестоматийного глянца".
Исключительно богаты фактическим материалом по данной проблеме работы Н.А. Троицкого. В то же время сильными остаются и позиции сторонников традиционной точки зрения, которую в большинстве случаев разделяют авторы школьных учебников и хрестоматий. Например, в 1999 г. вышла в свет рассчитанная на учащихся средних школ биография Кутузова с красноречивым названием "Спаситель отечества: жизнеописание М. И. Голенищева-Кутузова" (Адрианова И.А.).
Давайте же попробуем объективно рассмотреть основные факты биографии Кутузова в обессмертившем его имя 1812 г.
В июне 1812 г. М.И.Кутузов находился в своем волынском имении Горошки. Прошло меньше месяца с тех пор, как он заключил Бухарестский мирный договор с Турцией, за что был возведен в княжеское достоинство с присвоением титула светлости. Заслуги Кутузова на заключительном этапе войны с турками были бесспорными и не вызывали сомнений даже у врагов. Международное положение ввязавшейся в коалиционные войны с Наполеоновской Францией России было чрезвычайно сложным: помимо войн в Европе, наша страна в начале XIX века вынуждена была воевать с Персией (с 1804 г.) и с Турцией (с 1806 г.). Но после побед Кутузова над превосходящими силами противника при Рущуке и Слободзее (в 1811 г.) мир с Турцией был заключен и теперь 52-тысячная Молдавская армия могла быть использована для войны на западном направлении. Франция же по-прежнему вынуждена была держать около 200 тысяч солдат в охваченной партизанской войной Испании, так что воевать с Россией Наполеон мог "только одной рукой". Накануне наполеоновского нашествия Кутузову было почти 67 лет (весьма почтенный возраст в то время) и ему уже трудно было надеяться на новое назначение в действующую армию. Но война спутала все планы генерального штаба России. 26 июня 1812 г. Кутузов прибыл в столицу и уже 15 июля был назначен командующим Нарвским корпусом (предназначавшимся для защиты Петербурга), а 17 июля – избран начальником Петербургского народного ополчения. В данной должности он находился на протяжении 4-х недель, доведя численность ополченцев до 29 420 человек. А между тем на главном фронте войны происходили события, которые скоро привели к невиданному взлету в карьере нашего героя. Но перед тем как приступить к описанию самых важных месяцев его жизни, давайте выясним, кем же был в 1812 г. М. И. Кутузов. Что знали и что думали о нем современники?
Ответ на этот вопрос, вроде бы, лежит на поверхности: Кутузов – это лучший полководец России, отставленный от командования войсками из-за конфликта с императором Александром I. Однако не все так просто. До 1805 г. Кутузов считался талантливым и храбрым боевым генералом, блестящим исполнителем, незаменимым помощником, который со временем и сам может стать крупным полководцем – но не более того. Проиллюстрируем вышесказанное, вкратце проследив боевой путь нашего героя:
1764-65 гг. – капитан Кутузов в качестве волонтера сражается против сторонников избранного королем Станислава Понятовского.
1769 г. – в том же чине Кутузов под командованием генерал-майора Веймарна воюет в Польше против войск Барской конфедерации.
1770 г. – под руководством П. А. Румянцева участвует в сражениях с турками при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле. Получает чин премьер-майора и под командованием генерал-аншефа П. И. Панина участвует в штурме Бендер.
1774 г. – под командованием В. М. Долгорукого принимает участие в отражении десанта турок под Алуштой (получает первое ранение в голову).
1777 г. – произведен в полковники (мирное время).
1782 г. – произведен в бригадиры (мирное время).
1784 г. – получает чин генерал-майора (мирное время).
1787-1788 г. г. – "суворовский" период карьеры Кутузова: сражение под Кинбурном и осада Очакова (второе ранение в голову).
В 1789 г. – вновь под командованием Суворова: знаменитый штурм Измаила, получает чин генерал-поручика.
В 1791 г. – Кутузов подчинен Н. В. Репнину и в первый раз от начала до конца руководит значительным сражением самостоятельно: при Бабадаге разбит 22-тысячный корпус турецкой армии. В том же году он командует левым крылом армии Репнина в битве при Мачине.
1792 г. – Кутузов командует авангардом российских войск в Польше главнокомандующий – генерал-аншеф М. В. Каховский).
После этого в военной карьере Михаила Илларионовича отмечается длительный перерыв, связанный с исполнением должностей российского посла в Константинополе (1793-1794 г.г.) и директора Сухопутного шляхетского кадетского корпуса. При Павле I Кутузов продолжает исполнять дипломатические поручения и командует сухопутными войсками в Финляндии. А пришедший к власти в результате дворцового переворота Александр I назначает Кутузова военным губернатором Петербурга. По мнению многих современников, с этой должностью Михаил Илларионович не справился: среди дворян пышным цветом расцвели азартные игры и дуэльные поединки, а на улицах столицы прохожих грабили буквально среди бела дня. В результате 20 августа 1802 г. Кутузов отставлен от должности и отправлен в годичный отпуск.
В 1804 г. – новый взлет в карьере: после удачного участия в маневрах Кутузов назначен командующим 1-ой Подольской армией, отправляющейся на войну с Наполеоном в Австрию. Именно этот поход стал первым действительно серьезным испытанием нашего героя как главнокомандующего большой армией. Для Кутузова это был еще и уникальный шанс проявить себя: в его подчинении находились элитные войска империи (в том числе гвардия) и лучшие генералы страны: П.И.Багратион, Д.С.Дохтуров, М.А.Милдорадович, Ф.П.Уваров, Н.М. и С.М.Каменские. Итогом военной кампании 1805 г. стало поражение под Аустерлицем, которое произвело страшное впечатление на российское общество. Находившийся в 1805 г. в Петербурге Ж. де Местр сообщал в Лондон: "Здесь действие Аустерлицкой баталии на общественное мнение подобно волшебству. Все генералы просят об отставке, и, кажется, будто поражение в одной битве парализовало целую империю".
Таким образом, после 1805 г. у Кутузова появилась репутация генерала, который очень хорошо проявил себя под руководством Румянцева и Суворова, но не имеет талантов главнокомандующего. Под характеристикой А.Ф.Ланжерона подписались бы в то время очень многие: "Он (Кутузов) много воевал... был способен оценить планы кампаний, диспозицию которых ему представляли, он мог отличить хороший совет от плохого и знал, что лучше делать. Но эти качества нейтрализовались не меньшей леностью ума и сил, не позволяли ему толком ничего доказать и ничего толком сделать самому". Лучшей иллюстрацией последнего положения служит поведение Кутузова перед Аустерлицем: главнокомандующий союзной армией предполагает несчастный исход сражения, но даже не пытается вмешаться в ход военного совет и безропотно посылает вверенные ему войска на убой.
В 1812 г. позор Аустерлица еще не забыт, многие помнят, что в этом злосчастном сражении Кутузов потерял управление войсками, и без паники отступила только колонна Багратиона (единственная из пяти). Поэтому в среде профессиональных военных Кутузов особым авторитетом не пользуется. Более того, ни кто иной, как П.И.Багратион в 1811 г. пишет в военное министерство, что Михаил Илларионович "имеет особый талант драться неудачно". В Молдавскую армию Кутузов назначен только после того, как в роли командующих побывали генерал от кавалерии И.И. Михельсон, генерал-фельдмаршал А.А.Прозоровский, П.И.Багратион и Н.М. Каменский.
Именно Н.Каменский (не путать с отцом, который стал прототипом старого князя Болконского – «Война и мир») являлся надеждой и восходящей звездой российской армии и именно он, а не Кутузов, считался в то время лучшим и любимым учеником Суворова. Генеральское звание Н.М.Каменский получил за взятие знаменитого Чертова моста во время Швейцарского похода. В обществе этого полководца очень ценили и возлагали на него большие надежды. Исследователи предполагают, что если бы не ранняя смерть в 1811 г., именно Н.М.Каменский, а не Кутузов стал бы главной кандидатурой на пост "народного" командующего российской армией во время Отечественной войны 1812 года.
Была у Кутузова и другая, еще более сомнительная "слава": в обществе у него была репутация человека, склонного к интригам, рабски преклоняющегося перед вышестоящими, развратного и не совсем честного в финансовых вопросах.
"Кутузов, будучи очень умным, был в то же время страшно слабохарактерным и соединял в себе ловкость, хитрость и таланты с удивительной безнравственностью", – писал о нем А.Ф. Ланжерон.
"Из-за фавора высших он все переносил, всем жертвовал", – свидетельствует Ф.В. Ростопчин.
"Кутузов, искусный и храбрый перед неприятелем полководец, был робок и слаб перед царем", – констатирует весьма расположенный к Михаилу Илларионовичу государственный секретарь А.С.Шишков.
И в Петербурге и в армии многие знали, что заслуженный и поседевший в боях 50- летний генерал собственноручно готовил по утрам и подавал кофе в постель 27- летнему фавориту Екатерины II Платону Зубову. В "Заметках по русской истории XVIII века" А. С. Пушкин назвал "кофейник Кутузова" в ряду самых показательных символов унижения дворянского духа. Интересно, что граф Ж. де Местр считал, что Александр I "недолюбливает его (Кутузова), возможно, из-за слишком уж большой угодливости". П.И.Багратион и А.П.Ермолов, называли Кутузова интриганом, Д.С.Дохтуров – малодушным, М.А.Милорадович – "человеком подлого нрава" и "низким царедворцем". Вспоминали и слова Суворова: "Я не кланяюсь Кутузову; он поклонится раз, а обманет десять раз". Тем не менее ситуация в действующей армии складывалась таким образом, что "спасать Россию" в скором времени должен был отправиться именно Кутузов.
У возглавлявшего 1-ую русскую армию М.Б.Барклая-де-Толли имелись свои взгляды на тактику войны с Наполеоном. Еще в 1807 г. он разработал план "скифской войны", которым поделился с немецким историком Б. Г. Нибургом: "В случае вторжения его (Наполеона) в Россию следует искусным отступлением заставить неприятеля удалиться от операционного базиса, утомить его мелкими предприятиями и завлечь вглубь страны, а затем, с сохраненными войсками и с помощью климата, подготовить ему, хотя бы за Москвой, новую Полтаву". Однако, помимо "скифского" плана Барклая, в России существовали планы наступательной войны, авторами которых были П.И.Багратион, Л.Л.Беннигсен, А.П.Ермолов, Э.Ф. Сен-При, принц А.Вюртембергский. Но самым перспективным считался план главного военного советника императора Александра прусского генерала Карла фон Фуля, который заключался в следующем: в случае войны с Наполеоном одна русская армия должна была отступить к укрепленному лагерю в г. Дриссы, а вторая – ударить в тыл противнику. К счастью Барклай-де-Толли сумел убедить Александра I увести армию из ловушки Дрисского лагеря и нашел в себе смелость попросить его уехать в Петербург. После отъезда императора Барклай приступил к реализации своего плана уклоняясь от генерального сражения с превосходящими силами противника, он отводил свою армию навстречу регулярным и ополченческим резервам и "на пути своём не оставил позади не только ни одной пушки, но даже ни одной телеги" (Бутенев) и "ни одного раненого" (Коленкур).
Если Барклай-де-Толли отводил свои войска осознанно, то Багратион, армия которого была втрое меньше (примерно 49 тысяч человек) отступал вынужденно. Данное обстоятельство выводило пылкого потомка грузинских царей из себя: "Наступайте! Ей-богу, шапками их закидаем!", – призывал Багратион начальника штаба 1-ой армии А.П.Ермолова. Он же жаловался в Петербург, что русским людям нет житья от немцев, писал, что Барклай-де-Толли "генерал не то что плохой, но дрянной", "министр нерешителен, трус, бестолков, медлителен и имеет все худые качества", попутно называя его "подлецом, мерзавцем и тварью". Недовольны Барклаем-де-Толли были и солдаты обеих армий, причем, по свидетельству А.П. Ермолова, "в главную вину ставили ему (Барклаю) то, что он был не русский".
Недовольство Барклаем нарастало, высшее общество Петербурга требовало смещения "немца", и Александр I был вынужден считаться с общественным мнением. Надо сказать, что данный монарх был очень невысокого мнения о деловых качествах своих генералов, в 1805 и в 1811 годах он даже пытался пригласить на должность главнокомандующего русской армией известного республиканского генерала Ж-В. Моро, потом – герцога Веллингтона, и уже в августе 1812 г. – Ж.Б.Бернадота, бывшего наполеоновского маршала, ставшего наследным принцем Швеции. Все эти попытки оказались неудачными, в итоге и в 1805 г., и в 1812 г. главнокомандующим российской армией назначен был все-таки Кутузов.
"Обстоятельства появления Кутузова на посту главнокомандующего обычно представляются так: народ, в том числе дворянство, потребовали этого, и Александр I в конце концов согласился. Документальных данных, подтверждающих эту версию, до сих пор не выявлено: это отражено лишь в некоторых воспоминаниях позднейшего времени... Реальной причиной стало то, что 5 августа 1812 г. в Петербург из армии вернулся П.М.Волконский и привез с собой страшное письмо Шувалова, которое отражало антибарклаевские настроения генералитета. Против Барклая был организован самый настоящий генеральский заговор с участием Ермолова, Багратиона и Шувалова... Шувалов совсем не просил императора о назначении Кутузова, он лишь требовал немедленного удаления Барклая" (А.Тартаковский). Чтобы не брать на себя ответственность, 5 августа 1812 г. Александр поручил вынести решение о кандидатуре нового главнокомандующего специально созданному Чрезвычайному комитету, в состав которого вошли председатель Государственного совета генерал-фельдмаршал Н.И.Салтыков, князь П.В.Лопухин, граф В.П.Кочубей, генерал-губернатор Петербурга С. К.Вязьмитинов, министр полиции А.Д.Балашов и граф А.А. Аракчеев. Комитетом были рассмотрены 6 кандидатур: Л.Л.Беннигсена, Д.С.Дохтурова, П.И.Багратиона, А.П.Тормасова, П.А.Палена и М.И.Кутузова. Предпочтение было отдано Кутузову. Некоторые историки утверждают, что причиной такого выбора стало то обстоятельство, что большинство членов данного комитета и Кутузов являлись членами одной и той же масонской ложи, но данная версия не может быть признана основной и единственно верной. Александр I был недоволен таким ходом событий, но 8 августа он все же утвердил Кутузова в должности: "Я не мог поступить иначе, как выбрать из трех генералов, одинаково мало способных быть главнокомандующими (имеются в виду Барклай-де-Толли, Багратион, Кутузов), того, на которого указывал общий голос, – сказал он своей сестре Екатерине Павловне.
Вопреки распространенному мнению, назначение Кутузова отнюдь не вызвало восторга у высшего командования российской армией: генерал Н.Н.Раевский считал нового главнокомандующего "ни в духе, ни в талантах не выше ничтожества" и открыто говорил, что "переменив Барклая, который не великий полководец, мы и тут потеряли". П.И.Багратион, узнав о приезде светлейшего князя, заявил: "Теперь пойдут у вождя нашего сплетни бабьи и интриги". В дополнении ко всему к действующей армии Кутузов явился в сопровождении двух любовниц, переодетых казаками, так что английский историк Алан Пальмер имел основания написать, что к 1812 г. этот полководец уже прошел путь "от романтического военного героя до скандального развратника". Но не это смущало генералов: Кутузов был стар и сам не отрицал этого: "Признаюсь, что в мои лета служба в поле тяжела и не знаю, что делать", – писал он из Бухареста в марте 1812 г. "Хитрый как грек, умный от природы, как азиат, но в то же время европейски образованный, он (Кутузов) для достижения успеха более полагался на дипломатию, нежели на воинские доблести, к коим по причине возраста и здоровья был уже не способен", – вспоминал о русском главнокомандующем английский военный комиссар Р. Вильсон. "Совсем другого человека видел я в Кутузове (в 1812 г.), которому удивлялся в знаменитое отступление его из Баварии (в 1805 г.). Лета, тяжелая рана и потерпенные оскорбления ощутительно ослабили душевные силы его. Прежняя предприимчивость, многократными опытами оправданная, дала место робкой осторожности", – сетовал А.П.Ермолов. Патриарх советской школы историков М.Н.Покровский считал, что "Кутузов оказался слишком стар для каких бы то ни было решительных действий... С назначением Кутузова – и до конца кампании, в сущности, – армия лишилась всякого центрального руководства: события развивались совершенно стихийным образом".
Однако солдатами и младшими офицерами Кутузов был встречен с ликованием. Клаузевиц, который в 1812 г. сам служил в русской армии, писал: "Относительно боевой репутации Кутузова в русской армии не имелось единодушного мнения: наряду с партией, считавшей его выдающимся полководцем, существовала другая, отрицавшая его военные таланты; все, однако, сходились на том, что дельный русский человек, ученик Суворова, лучше, чем иностранец" (т.е. Барклай-де-Толли). "Потомство и история признали Наполеона grand, а Кутузова – иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем-то неопределенным, – какой-то куклой, полезной только по своему русскому имени", – констатировал в своем знаменитом романе "Война и мир" Л.Н.Толстой.
Кутузов прибыл в действующую армию после того, как Барклай-де-Толли отвел русские войска от разрушенного в трехдневных боях Смоленска, где Наполеон попытался "вовлечь россиян в генеральное сражение за Смоленск, как за один из священных городов России и разгромить сразу обе их армии" (Н.А.Троицкий).
"Что делать, друзья! – сказал в то время покинувшим свои дома смоленским обывателям великий князь Константин Павлович, – Мы не виноваты. Не допустили нас выручать вас. Не русская кровь течет в том, кто командует нами... У меня не менее вас сердце надрывается".
Продемонстрировав публике свой патриотизм, Константин покинул 1-ую армию, заявив, что едет в Петербург, чтобы заставить брата заключить мир с Бонапартом. А благополучно выведший русские армии из расставленной Наполеоном ловушки Барклай-де-Толли стал готовиться к генеральному сражению на выбранной им позиции у Царева-Займища, но все его планы спутало появление Кутузова. А.П.Ермолов, А.Н.Муравьев, М.А.Фонвизин считали место, выбранное Барклаем, выгодным для предстоящей баталии, первоначально счел ее таковой и новый главнокомандующий, однако вскоре он неожиданно отдал приказ к отступлению.
22 августа (2 сентября) российские войска подошли к деревне Бородино, где несколько дней спустя произошло одно из самых известных сражений мировой истории.
Новую позицию у Бородино критиковали П.Багратион и А. Ермолов, К.Маркс и Ф. Энгельс, В.В.Верещагин и Л.Н.Толстой. Последний, впрочем, считал, что для исхода боя никакого значения не имели ни слабость русской позиции, ни полководческий гений Наполеона.
"Всё выбираем места и всё хуже находим", – жаловался Багратион в письме к Ф.Ростопчину. Поддерживал данную точку зрения и М.Н.Покровский, который считал позицию у Бородино "крайне неудачно выбранной и еще хуже укрепленной", так что "Наполеон брал наши батареи кавалерийскими атаками".
Но в рамках "нового взгляда" на выдающуюся тактику М.И.Кутузова (который перед сражением писал, что "позиция, в которой я остановился при деревне Бородино… одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно... Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции…"), многие советские историки стали оценивать позиции российских войск совершенно иначе: "Русские войска расположились на небольшой высоте, а французам как бы пришлось подниматься в гору, преодолевая овраги и искусственные инженерные сооружения... противнику пришлось наступать на все сужающиеся участки фронта, как бы в "воронку", причем то преодолевая глубокие овраги, то взбираясь на холмы" (В.Г.Сироткин). Давайте же рассмотрим сильные и слабые стороны позиции российской армии при Бородине.
Главными опорными пунктами русской позиции были с. Бородино справа, Курганная высота в центре и д. Семеновская слева. Недостатком выбранной позиции была уязвимость левого фланга для удара с фронта: "Наш главнокомандующий крепко ошибся, сочтя Бородино за центр своей защиты, хорошо укрепивши местность у большой дороги и особенно правый фланг, но недостаточно сильно около Семеновского и совсем плохо у Утицы, т. е. на левом фланге", – писал В. Верещагин.
Действительно, правый фланг Кутузов считал главным (т.к. он прикрывал кратчайший путь к Москве – Новую Смоленскую дорогу). Предшествовавший Бородинскому сражению бой у д. Шевардино позволил с большой долей вероятности определить направление главного удара французов, и ненавидевшие друг друга Багратион, Беннигсен и Барклай-де-Толли пришли к общему мнению, предлагая перегруппировать войска слева направо, однако Кутузов ограничился переводом в резерв левого фланга корпуса генерал-лейтенанта Н.А.Тучкова. Главнокомандующий все же приказал укрепить левый фланг флешами у д. Семеновское и "загнуть оный" к флешам. Таким образом, фланг был усилен, но зато снаряды французских батарей, против него действовавших, при перелете попадали в тыл центра и правого фланга русской армии.
Многие читатели знаменитого романа Л.Н.Толстого, вероятно, помнят это описание бессмысленной гибели солдат Андрея Болконского: "Полк князя Андрея был в резервах, которые до 2-го часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более 200 человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей... Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей".
Здесь писатель не погрешил против истины: протяженность русской позиции составляла 8 км, двумя линиями с интервалами не более 200 м стояли пехотные корпуса, за ними – кавалерия, далее – резервы. Чрезмерная скученность и малая глубина боевого порядка русских войск позволяли артиллерии Наполеона поражать все русские линии, вплоть до резервов.
Расположение русских войск было следующим: на правом фланге и в центре русских позиций находилась 1-ая армия Барклая-де-Толли, центром командовал Д.С.Дохтуров, правым крылом – М.А.Милорадович. Левый фланг занимала 2-ая армия Багратиона.
Каковы же были силы противников? По последним данным численный перевес был на стороне русской армии: регулярных войск – более 115 тысяч человек, казаков – 11 тысяч, ополченцев – 28,5 тысяч, итого – около 154 тысяч человек. Офицеров и генералов в русской армии было 3952 человека. Интересно, что только 150 из них были помещиками и имели крепостных (3,79%). Ещё около 700 надеялись унаследовать когда-нибудь весьма скромное поместье. Сражаться за Россию и за Москву вышли в тот день русские мужики и представители служилого дворянства. А у представителей высшей родовой аристократии России в тот тяжелый год нашлись более интересные и важные дела: «русские балы» и «патриотические обеды», бесконечные речи в Дворянских собраниях. Да и гаремы из дворовых девок (которые некоторые, особенно утонченные натуры, замаскировали под крепостные театры) требовали постоянного внимания. Для 10% офицеров Бородинская битва стала первой (а для многих – и последней) в жизни. Французская же армия насчитывала около 133 тысяч человек. В артиллерии количественный перевес также был на стороне русской армии (640 орудий против 587 французских), но при этом во время сражения она, по подсчетам Н.Павленко, выпустила всего 60 тысяч снарядов против 90 тысяч французских (П.Граббе приводит другие цифры: 20 тысяч русских выстрелов против 60 тысяч французских). Кроме того, говоря о соотношении сил следует учитывать, что гвардия Наполеона (около 20 тысяч человек) в битве не участвовала, Кутузов же использовал все резервы.
План Наполеона был следующим: пока на правом фланге русской армии войска Богарне предпринимали отвлекающие атаки, Ней и Даву должны были овладеть Семеновскими флешами и, повернув налево,сбросить Кутузова с резервами в реку Колочу. Корпусу Понятовского поручалось обойти флеши справа.
Бородинское сражение началось в 6-м часу утра 26 августа, когда полк из дивизии генерала Дельзона ворвался в Бородино. Затем войска под командованием Нея, Даву (который был контужен в самом начале сражения) и Мюрата атаковали левый фланг русских, а корпус Понятовского начал обходное движение справа от флешей. Две дивизии под командованием генерала Жюно попытались ударить по войскам Багратиона с фланга – между флешами и д. Утица, но встретились с корпусом К.Багговута, который еще в начале сражения стоял на правом фланге, но был направлен Барклаем-де-Толли на помощь Багратиону: "Большая часть армии Барклая и между прочим целый корпус Багговута прибежал с крайнего фланга к Багратиону, начинавшему уже изнемогать со своими небольшими силами под бешеными натисками Нея... Начни Наполеон атаку раньше, до рассвета, а главное сам он не страдай в этот день своей старой болезнью (dysurie) и поведи дело энергичнее, это перебеганье чуть ли не половины армии под выстрелами вряд ли так окончилось бы", – писал по этому поводу В.В.Верещагин. Сам П.И.Багратион был смертельно ранен осколком ядра во время атаки гренадеров 57 французского полка – по одним данным около 9 часов утра, по другим – около 12 пополудни. Осознав трагичность ситуации и не надеясь более на главнокомандующего Багратион настойчиво просил: "Скажите генералу Барклаю, что участь армии и ее спасение зависят от него". Ранение Багратиона привело к тому, что 2-ая армия "была опрокинута в величайшем расстройстве" (Барклай-де-Толли).
"Одно общее чувство – отчаяние. Около полудня 2-ая армия была в таком состоянии, что некоторые части ее, не иначе как отдаля на выстрел, возможно было привести в порядок", – это свидетельство А.П.Ермолова.
Под командованием генерала П.П.Коновницина войска левого фланга отошли к деревне Семеновское. Явившийся на замену Багратиону Д.С.Дохтуров сел на барабан и заявил: "За нами Москва! Умирать всем, но ни шагу назад". Отступить все же пришлось: дивизия генерала Фриана из корпуса Даву овладела Семеновской, но русские, отойдя на 1 км, сумели закрепиться на новой позиции. Окрыленные успехом маршалы обратились к Наполеону за подкреплением, однако тот решил, что левое крыло противника непоправимо расстроено и отдал приказ атаковать Курганную высоту, чтобы прорвать центр русских.
Какова же была роль Кутузова в Бородинской битве? Многие исследователи приходят к неутешительному выводу, что находившийся за три версты от поля боя главнокомандующий с первых же минут потерял управление армией и никак не влиял на ход битвы. Н.Н.Раевский утверждал: "Нами никто не командовал". По мнению Карла Клаузевица, который лично наблюдал за поведением главнокомандующего 26 августа (7 сентября) 1812 г., роль Кутузова в сражении при Бородино "равнялась почти нулю". Но именно в этот момент, он, единственный раз за все время сражения, вмешался в ход битвы и отдал приказ организовать контрудар во фланг наполеоновской армии силами русской конницы. В обход левого фланга противника отправились кавалеристы Ф.П. Уварова и казаки М.И.Платова. Советскими историками этот рейд оценивался как "гениально задуманная и блестяще выполненная операция". Однако фактические результаты данного маневра не дают никаких оснований для таких выводов. В.Г.Сироткин осторожно признает, что "реальный урон войскам Наполеона от этого рейда был незначительный", но зато "психологический эффект – огромный". Однако сам Кутузов очень холодно встретил вернувшегося Уварова ("Я все знаю – Бог тебя простит"), а после сражения из всех своих генералов не представил к наградам именно "героев" этой "блестящей операции", прямо заявив царю, что награды они не заслужили: встретив у деревни Беззубово войска генерала Орнано, русская кавалерия повернула назад. А.И.Попов заметил, что эта "диверсия принесла больше пользы русским, чем вреда французам", почему же? Дело в том, что этот рейд на некоторое время отвлек внимание Наполеона от штурма Курганной высоты, которая пала таким образом на два часа позже. Первый раз на курганную высоту французы ворвались около 10 часов утра, но были выбиты оттуда русскими войсками под руководством случайно оказавшегося поблизости Ермолова. Во время этой контратаки погиб начальник русской артиллерии А.И.Кутайсов и был взят в плен французский генерал Бонами. Общий штурм Курганной высоты начался в 14 часов. 300 французских орудий с трех сторон (с фронта и со стороны Бородина и Семеновской) обстреливали русские позиции на высоте и, как писал Барклай-де-Толли, "казалось, Наполеон решился уничтожить нас артиллериею". Граф О.Коленкур во главе дивизии кирасир ("gens de fer" – "железных людей") с фланга ворвался на батарею Раевского и погиб там. С фронта на высоту взошли дивизии Жерара, Брусье и Морана. Никто из русских не бежал, все они были уничтожены противником, а генерал П.Г.Лихачев попал в плен. Атака кирасир Коленкура признана самым блестящим маневром Бородинской битвы, а взятие Курганной высоты – самым большим успехом французов в этом сражении.
Но прорвать фронт русских Наполеону не удалось: два кавалерийских корпуса (Латур-Мобура и Груши), пытаясь развить успех, столкнулись с русской кавалерией Ф.К. Корфа и К.А.Крейца. Ситуация была критической, Барклай-де-Толли покинул свою ставку и сражался как простой гусар, многие мемуаристы говорят, что командующий 1-ой армией искал смерти в этом бою. Латур-Мобур и Груши были ранены, но опрокинуть русских французы не смогли. Около 17.00 Даву, Ней и Мюрат просили Наполеона бросить в бой старую гвардию, но получили отказ. Маршал Ней, рыжие волосы которого в этот день стали черными от дыма, в ярости крикнул, узнав об этом решении императора: "S`il a desapris de faire, son affaire, qu`il aille se… a Tuilleri; nous ferons mieux sans lui" ("Если он разучился делать свои дела, то пусть идет с… в Тюильри, мы обойдемся и без него"). Именно в этот момент Кутузов в ответ на сообщение флигель-адьютанта Л.А.Вольцогена о падении Курганной высоты заявил: "Что касается до сражения, то ход его известен мне самому как нельзя лучше. Неприятель отражен на всех пунктах, завтра погоним его из священной земли русской" (описание этого эпизода есть в романе Л. Н. Толстого "Война и мир"). После падения Курганной высоты резко осложнилось положение русских войск на Утицком кургане – важной высоте над Старой Смоленской дорогой. Она уже была однажды захвачена противником (около 11. 00), но отбита в ожесточенном бою, в котором погиб генерал-лейтенант Н.А.Тучков-1. До 16.00 защитники кургана под командованием К.Багговута удерживали свои позиции. Однако после того как в брешь между Семеновским оврагом и д. Утица вошли две дивизии генерала Жюно, Багговут принял решение отвести свои войска на 1,5 км назад – к верховьям Семеновского ручья. После 17.00 сражение стало затихать, только в отдельных местах происходили стычки конницы и до 20.00 гремела канонада. "Битва на Москва-реке была одной из тех битв, где проявлен максимум достоинств и достигнут минимум результатов", – позже признал Наполеон.
"Если в Бородинском сражении армия не была полностью разбита – это моя заслуга", – говорил Барклай-де-Толли. С этим утверждением, пожалуй, можно согласиться: исправляя ошибки главнокомандующего, он направил на левый фланг корпуса Багговута и Остермана, что позволило избежать полного разгрома занимавшей этот фланг 2-ой армии, а переведенный с правого фланга в центр корпус Корфа помог отразить атаки Груши и Латур-Мобура. "Истинным спасителем России" назвал Барклая и знаменитый художник-баталист В.В.Верещагин.
Масштабы и огромное значение Бородинского сражения были в полной мере оценены современниками, как французами, так и русскими. Многие участники битвы оставили воспоминания, которые позволили историкам проследить ход сражения буквально по минутам. Тем более странными кажутся полярные оценки его результатов отечественными и зарубежными историками. Французы гордо говорят о великой победе Наполеона при Москве-реке (на самом деле – при Колоче), русские также объявили Бородино днем военной славы. Чтобы подчеркнуть значение Бородинского сражения отдельные российские историки пошли на откровенный подлог, утверждая, что в данной битве был развеян миф о непобедимости Наполеона (хотя до 26 августа 1812 г. данный полководец не выиграл сражения при Сен-Жан д`Анкр и Прейсиш-Эйлау, а сражение под Асперном 22 мая 1809 г. даже проиграл) и что Бородино "явилось последним актом оборонительной войны" и началом контрнаступления (в сторону Москвы!?).
Для того, чтобы сделать непредвзятые выводы о победе или поражении России при Бородино, следует ответить на два вопроса: первый – какие цели и задачи были поставлены перед русской армией до начала битвы, и второй – удалось ли добиться выполнения этих планов в ходе сражения.
Разные исследователи называют обычно три возможные цели русской армии в сражении под Бородино:
1. ЗАЩИТА МОСКВЫ
Данная задача считалась приоритетной, и сам Кутузов писал царю до начала Бородинского сражения, что "настоящий предмет мой это спасение Москвы", потому что "с потерею Москвы соединена потеря России". То, что данная задача в ходе Бородинского сражения решена не была, очевидно. "Побеждать – это значит идти вперед, отступать – быть побежденным. Москва отдана, сим все сказано", – писал Ж.де Местр. При ином взгляде на проблему нам придется совершенно серьезно цитировать "Всемирную историю, обработанную "Сатириконом": "К вечеру, одержав победу, Кутузов отступил. Побежденные французы с горя заняли Москву". Однако не будем торопиться повторять вслед за М.Н.Покровским, что в Бородинском сражении Кутузов "достиг только того, что был разбит наголову", и посмотрим на Бородинскую битву с другого ракурса.
2. НАНЕСЕНИЕ МАКСИМАЛЬНОГО УРОНА НЕПРИЯТЕЛЮ ПРИ МИНИМАЛЬНЫХ ПОТЕРЯХ СО СТОРОНЫ РОССИЙСКИХ ВОЙСК
"Вся цель устремлена на истребление французской армии", – писал Кутузов Александру I перед отходом с Бородинских позиций. "Основной целью Кутузова было разгромить, возможно более ослабляя, армию Наполеона, в то же время сохраняя как можно полнее боеспособность и маневренные возможности русской армии... Кутузов очень успешно провел с нужными ему результатами ту оборонительную ситуацию, каковой с самого начала являлось для него и для его армии Бородинское сражение, а Наполеон проиграл совершенно безнадежно и неоспоримо тот наступательный бой, который он предпринял с целью разгрома русской армии", – утверждал Е. Тарле. Посмотрим, каковы потери сторон:
По ведомостям из архива Военного министерства Франции, в битве при Бородино Наполеон потерял 28 086 человек, Ф.В.Росточин же, ссылаясь на "документы, оставленные неприятелем", потери французов определяет в 52 482 человека. При этом Великая армия потеряла 49 генералов (10 убитыми и 39 ранеными). Потери же русской армии по разным источникам колеблется от 50 до 60 тысяч человек. 6 генералов было убито и 23 ранено. Трофеи с обеих сторон примерно одинаковы: французы захватили 15 пушек и 1 000 пленных, среди которых оказался 1 генерал (П.Г.Лихачев), русские – 13 пушек и 1 000 пленных, в числе которых также 1 генерал (Бонами). Таким образом, потери русской армии оказались как минимум не меньшими, чем потери французов. Поэтому с этой точки зрения Бородинское сражение окончилось "вничью".
3. БОРОДИНСКОЕ СРАЖЕНИЕ КАК "ИСКУПИТЕЛЬНАЯ ЖЕРТВА" ПЕРЕД ОСТАВЛЕНИЕМ МОСКВЫ
Некоторые исследователи утверждают, что Кутузов с самого начала не верил в возможность победы, но так как сдать Москву без боя он не мог, то Бородинская битва стала "искупительной жертвой" перед оставлением "второй столицы": "Кутузов, наверное, не дал бы Бородинского сражения, в котором, по-видимому, не ожидал одержать победы, если бы не голос двора, армии, всей России его к этому не принуждал. Надо полагать, что он смотрел на это сражение, как на неизбежное зло", – писал Клаузевиц. Похожего мнения о намерениях Кутузова был и А.П.Ермолов, который писал, что новый главнокомандующий "желал только показать решительное намерение защищать Москву, совершенно о том не помышляя". Ермолов сообщает также, что когда Барклай-де-Толли вечером 1 сентября стал убеждать Кутузова в необходимости оставить Москву, Михаил Илларионович "внимательно выслушав, не мог скрыть восхищения своего, что не ему присвоена будет мысль об отступлении, и, желая сколько возможно отклонить от себя упреки, приказал к 8 часам вечера созвать г. г. генералов на совет". Если предположить, что Кутузов на самом деле не имел намерения защищать Москву и русские войска своим героизмом должны были всего лишь искупить позор оставляемой неприятелю Москвы, то следует признать, что данная задача была блестяще выполнена. Французский генерал Рапп вспоминал, что никогда еще не доводилось ему "видеть такой резни", а Ж.Пеле утверждал, что "другие войска были бы разбиты, и может быть, уничтожены до полудня. Русская армия заслужила величайшие похвалы". Но французы резонно указывают, что их армия не использовала всех возможностей, и что в Бородинском сражении сам император Наполеон оказался не на высоте: "Перебирая все, чему я был свидетелем в продолжение этого дня и сравнивая эту битву с Ваграмом, Эйслингом, Эйлау и Фридландом, я был поражен недостатком у него (Наполеона) энергии и деятельности", – писал барон Лежён.
"Наполеон... в критические минуты выказал великую нерешительность, и, пропустив счастливую минуту, оказался ниже своей репутации", – считает маркиз де Шомбре.
Е.Богарне признался, что "не понимает нерешительности, выказанной его приемным отцом", Мюрат говорил, что он "не узнавал в этот великий день гений Наполеона", а Ней – что "император забыл свое ремесло".
Так или иначе, после окончания сражения французские войска были отведены с батареи Раевского и Багратионовых флешей на исходные позиции, что свидетельствует, скорее всего, о желании Наполеона дать своим солдатам возможность отдохнуть в стороне от трупов, густо усеявших поле боя. Это же обстоятельство дает основание говорить о "ничейном" результате Бородинского сражения – поле боя оказалось территорией, свободной от войск каждой из сторон, а русская армия, оставив занимаемые ею утром позиции, заняла другую линию обороны, атаковать которую, введя в дело гвардию, император не решился. На острове Святой Елены Наполеон выдвинул формулу, во многом примирившую военных историков обеих стран: "Французы показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми".
Va urma...
Când vocea credinţei poporului
Am strigat sfântului tău păr cărunt:
"Иди, спасай!" Ты встал и спас.
("Перед гробницею святой")
Данное произведение было очень благосклонно принято в обществе, а вот за посвященное Барклаю-де-Толли стихотворение "Полководец" ("1835 г.) поэт подвергся критике как со стороны "патриотически-настроенной" общественности, так и со стороны родственников Кутузова. В результате он даже вынужден был "извиниться" перед публикой в 4-ой книге журнала "Современник" за 1836 г., повторив, как "символ веры", "священую формулу": "Его (Кутузова) титло – спаситель России".
В 60-х годах XIX века Л.Н.Толстым был написан знаменитый роман "Война и мир" в котором М.И.Кутузов был отчасти лишен своего ореола самого гениального и великого полководца современности, но зато приобрел новый: Михаил Илларионович стал единственным человеком, понимающим суть Отечественной войны 1812 г. Но в официальной российской историографии восторжествовало совершенно другое направление, согласно которому причиной победы России в войне 1812 г. стало считаться "единение сословий вокруг престола", а главным героем Отечественной войны был объявлен император Александр I. Основоположником данной концепции стал Д.П.Бутурлин (участник войны 1812 г., флигель-адьютант Александра I). Позже к данной точке зрения присоединился целый ряд верноподданных историков. Даже такой признанный апологет Кутузова, как его бывший адьютант А.И.Михайловский-Данилевский, в своих трудах писал об императоре как о "лучезарном светиле, которое все грело и оживляло". "Главным руководителем Отечественной войны" назвал Александра I и профессор военной академии М. И. Богданович. Данный исследователь, в целом сохраняя почтительный тон по отношению к Кутузову, одним из первых решился упрекнуть фельдмаршала за ошибки при Бородине, Тарутине, под Красным и на Березине, а также за отправление в Петербург заведомо неверных донесений об итогах сражений при Бородине и под Малоярославцем. Последующие исследователи, признавая Кутузова выдающимся полководцем, "спасителем отечества" его уже не называли. С.М.Соловьев писал о Кутузове весьма сдержанно, а В.О. Ключевский вообще обошел личность фельдмаршала молчанием. В 7-томном труде, посвященном 100-летнему юбилею войны 1812 г., заслугам Кутузова отдавалось должное, но при этом признавалось, что он "не был полководцем, равным Наполеону" и что "осторожность старого вождя в соединении с некоторой старческой неподвижностью, болезненностью и усталостью сказалась для нашей армии и с отрицательной стороны". Официальная концепция, объявлявшая "организатором победы" Александра I, популярностью среди историков конца XIX-начала ХХ века уже не пользовалась.
Что касается трудов зарубежных исследователей войны 1812 г., то в большинстве из них главными положительными качествами Кутузова-полководца признаются хитрость и терпение. В то же время отмечается, что как стратег российский главнокомандующий явно уступал не только Наполеону, но и некоторым своим подчиненным (например, Барклаю-де-Толли). Не отказывая Кутузову в определенных военных способностях, западные историки, тем не менее, считают, что из-за дряхлости и болезней его роль в изгнании Наполеона из России была минимальной. Практическим общепризнанным в западной историографии является положение, согласно которому в боях под Красным и Березиной Наполеон сумел избежать полной гибели армии и плена главным образом благодаря медлительности и нерешительности Кутузова.
Для историографии первых лет Советской власти было характерно взвешенное, "умеренно хвалебное" отношение к Кутузову. Исключение составляли труды М.Н. Покровского, который прославленного фельдмаршала выдающимся полководцем не считал и резко критиковал за потерю управления войсками и многочисленные ошибки, допущенные в ходе преследования неприятеля. В конце 30-х годов взгляды на Кутузова и оценка его роли в Отечественной войне 1812 г. стали постепенно меняться, воззрения покойного академика Покровского были подвергнуты уничтожающей критике. А после того как 7 ноября 1941 г. И.В.Сталин с трибуны мавзолея назвал Кутузова в числе "наших великих предков" и, особенно, после учреждения ордена Кутузова в 1942 г. критика данного полководца стало не только "идеологически неправильным", но и небезопасным поступком. В 1945 г., когда отмечалось 200 лет со дня рождения М. И. Кутузова, СНК СССР издал постановление, в котором после долгого перерыва вновь был выдвинут тезис о том, что "полководческое искусство Кутузова превзошло полководческое искусство Наполеона". В 1947 г. журнал "Большевик" напечатал статью Сталина, где утверждалось: "Кутузов... загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления... Энгельс говорил как-то, что из русских полководцев периода 1812 г. генерал Барклай-де-Толли является единственным полководцем, заслуживающим внимания. Энгельс, конечно, ошибался, ибо Кутузов был, бесспорно, двумя головами выше Барклая-де-Толли".
Именно с этого времени Кутузов снова, как в 1813 г., стал центральной фигурой Отечественной войны 1812 г. и единственным спасителем Отечества для всех историков и писателей нашей страны. Критике в то время были подвергнута даже признанная во всем мире работа Е.В.Тарле "Нашествие Наполеона на Россию". В условиях сильнейшего административного давления и угрозы репресий, 77-летний академик вынужден был уступить и написать две статьи в "нужном" направлении ("М.И.Кутузов – полководец и дипломат" и "Бородино"). В настоящее время широкому кругу читателей вновь становятся доступными материалы, позволяющие сделать объективные выводы о роли М.И.Кутузова в грандиозных событиях 1812 г. Чрезвычайно интересным в этом отношении стали, например, публикации журнала "Родина": N 6-7 за 1992 г., посвященный Отечественной войне 1812 г., и N 9 за 1995 г. – круглый стол "Спаситель отечества. Кутузов – без хрестоматийного глянца".
Исключительно богаты фактическим материалом по данной проблеме работы Н.А. Троицкого. В то же время сильными остаются и позиции сторонников традиционной точки зрения, которую в большинстве случаев разделяют авторы школьных учебников и хрестоматий. Например, в 1999 г. вышла в свет рассчитанная на учащихся средних школ биография Кутузова с красноречивым названием "Спаситель отечества: жизнеописание М. И. Голенищева-Кутузова" (Адрианова И.А.).
Давайте же попробуем объективно рассмотреть основные факты биографии Кутузова в обессмертившем его имя 1812 г.
В июне 1812 г. М.И.Кутузов находился в своем волынском имении Горошки. Прошло меньше месяца с тех пор, как он заключил Бухарестский мирный договор с Турцией, за что был возведен в княжеское достоинство с присвоением титула светлости. Заслуги Кутузова на заключительном этапе войны с турками были бесспорными и не вызывали сомнений даже у врагов. Международное положение ввязавшейся в коалиционные войны с Наполеоновской Францией России было чрезвычайно сложным: помимо войн в Европе, наша страна в начале XIX века вынуждена была воевать с Персией (с 1804 г.) и с Турцией (с 1806 г.). Но после побед Кутузова над превосходящими силами противника при Рущуке и Слободзее (в 1811 г.) мир с Турцией был заключен и теперь 52-тысячная Молдавская армия могла быть использована для войны на западном направлении. Франция же по-прежнему вынуждена была держать около 200 тысяч солдат в охваченной партизанской войной Испании, так что воевать с Россией Наполеон мог "только одной рукой". Накануне наполеоновского нашествия Кутузову было почти 67 лет (весьма почтенный возраст в то время) и ему уже трудно было надеяться на новое назначение в действующую армию. Но война спутала все планы генерального штаба России. 26 июня 1812 г. Кутузов прибыл в столицу и уже 15 июля был назначен командующим Нарвским корпусом (предназначавшимся для защиты Петербурга), а 17 июля – избран начальником Петербургского народного ополчения. В данной должности он находился на протяжении 4-х недель, доведя численность ополченцев до 29 420 человек. А между тем на главном фронте войны происходили события, которые скоро привели к невиданному взлету в карьере нашего героя. Но перед тем как приступить к описанию самых важных месяцев его жизни, давайте выясним, кем же был в 1812 г. М. И. Кутузов. Что знали и что думали о нем современники?
Ответ на этот вопрос, вроде бы, лежит на поверхности: Кутузов – это лучший полководец России, отставленный от командования войсками из-за конфликта с императором Александром I. Однако не все так просто. До 1805 г. Кутузов считался талантливым и храбрым боевым генералом, блестящим исполнителем, незаменимым помощником, который со временем и сам может стать крупным полководцем – но не более того. Проиллюстрируем вышесказанное, вкратце проследив боевой путь нашего героя:
1764-65 гг. – капитан Кутузов в качестве волонтера сражается против сторонников избранного королем Станислава Понятовского.
1769 г. – в том же чине Кутузов под командованием генерал-майора Веймарна воюет в Польше против войск Барской конфедерации.
1770 г. – под руководством П. А. Румянцева участвует в сражениях с турками при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле. Получает чин премьер-майора и под командованием генерал-аншефа П. И. Панина участвует в штурме Бендер.
1774 г. – под командованием В. М. Долгорукого принимает участие в отражении десанта турок под Алуштой (получает первое ранение в голову).
1777 г. – произведен в полковники (мирное время).
1782 г. – произведен в бригадиры (мирное время).
1784 г. – получает чин генерал-майора (мирное время).
1787-1788 г. г. – "суворовский" период карьеры Кутузова: сражение под Кинбурном и осада Очакова (второе ранение в голову).
В 1789 г. – вновь под командованием Суворова: знаменитый штурм Измаила, получает чин генерал-поручика.
В 1791 г. – Кутузов подчинен Н. В. Репнину и в первый раз от начала до конца руководит значительным сражением самостоятельно: при Бабадаге разбит 22-тысячный корпус турецкой армии. В том же году он командует левым крылом армии Репнина в битве при Мачине.
1792 г. – Кутузов командует авангардом российских войск в Польше главнокомандующий – генерал-аншеф М. В. Каховский).
После этого в военной карьере Михаила Илларионовича отмечается длительный перерыв, связанный с исполнением должностей российского посла в Константинополе (1793-1794 г.г.) и директора Сухопутного шляхетского кадетского корпуса. При Павле I Кутузов продолжает исполнять дипломатические поручения и командует сухопутными войсками в Финляндии. А пришедший к власти в результате дворцового переворота Александр I назначает Кутузова военным губернатором Петербурга. По мнению многих современников, с этой должностью Михаил Илларионович не справился: среди дворян пышным цветом расцвели азартные игры и дуэльные поединки, а на улицах столицы прохожих грабили буквально среди бела дня. В результате 20 августа 1802 г. Кутузов отставлен от должности и отправлен в годичный отпуск.
В 1804 г. – новый взлет в карьере: после удачного участия в маневрах Кутузов назначен командующим 1-ой Подольской армией, отправляющейся на войну с Наполеоном в Австрию. Именно этот поход стал первым действительно серьезным испытанием нашего героя как главнокомандующего большой армией. Для Кутузова это был еще и уникальный шанс проявить себя: в его подчинении находились элитные войска империи (в том числе гвардия) и лучшие генералы страны: П.И.Багратион, Д.С.Дохтуров, М.А.Милдорадович, Ф.П.Уваров, Н.М. и С.М.Каменские. Итогом военной кампании 1805 г. стало поражение под Аустерлицем, которое произвело страшное впечатление на российское общество. Находившийся в 1805 г. в Петербурге Ж. де Местр сообщал в Лондон: "Здесь действие Аустерлицкой баталии на общественное мнение подобно волшебству. Все генералы просят об отставке, и, кажется, будто поражение в одной битве парализовало целую империю".
Таким образом, после 1805 г. у Кутузова появилась репутация генерала, который очень хорошо проявил себя под руководством Румянцева и Суворова, но не имеет талантов главнокомандующего. Под характеристикой А.Ф.Ланжерона подписались бы в то время очень многие: "Он (Кутузов) много воевал... был способен оценить планы кампаний, диспозицию которых ему представляли, он мог отличить хороший совет от плохого и знал, что лучше делать. Но эти качества нейтрализовались не меньшей леностью ума и сил, не позволяли ему толком ничего доказать и ничего толком сделать самому". Лучшей иллюстрацией последнего положения служит поведение Кутузова перед Аустерлицем: главнокомандующий союзной армией предполагает несчастный исход сражения, но даже не пытается вмешаться в ход военного совет и безропотно посылает вверенные ему войска на убой.
В 1812 г. позор Аустерлица еще не забыт, многие помнят, что в этом злосчастном сражении Кутузов потерял управление войсками, и без паники отступила только колонна Багратиона (единственная из пяти). Поэтому в среде профессиональных военных Кутузов особым авторитетом не пользуется. Более того, ни кто иной, как П.И.Багратион в 1811 г. пишет в военное министерство, что Михаил Илларионович "имеет особый талант драться неудачно". В Молдавскую армию Кутузов назначен только после того, как в роли командующих побывали генерал от кавалерии И.И. Михельсон, генерал-фельдмаршал А.А.Прозоровский, П.И.Багратион и Н.М. Каменский.
Именно Н.Каменский (не путать с отцом, который стал прототипом старого князя Болконского – «Война и мир») являлся надеждой и восходящей звездой российской армии и именно он, а не Кутузов, считался в то время лучшим и любимым учеником Суворова. Генеральское звание Н.М.Каменский получил за взятие знаменитого Чертова моста во время Швейцарского похода. В обществе этого полководца очень ценили и возлагали на него большие надежды. Исследователи предполагают, что если бы не ранняя смерть в 1811 г., именно Н.М.Каменский, а не Кутузов стал бы главной кандидатурой на пост "народного" командующего российской армией во время Отечественной войны 1812 года.
Была у Кутузова и другая, еще более сомнительная "слава": в обществе у него была репутация человека, склонного к интригам, рабски преклоняющегося перед вышестоящими, развратного и не совсем честного в финансовых вопросах.
"Кутузов, будучи очень умным, был в то же время страшно слабохарактерным и соединял в себе ловкость, хитрость и таланты с удивительной безнравственностью", – писал о нем А.Ф. Ланжерон.
"Из-за фавора высших он все переносил, всем жертвовал", – свидетельствует Ф.В. Ростопчин.
"Кутузов, искусный и храбрый перед неприятелем полководец, был робок и слаб перед царем", – констатирует весьма расположенный к Михаилу Илларионовичу государственный секретарь А.С.Шишков.
И в Петербурге и в армии многие знали, что заслуженный и поседевший в боях 50- летний генерал собственноручно готовил по утрам и подавал кофе в постель 27- летнему фавориту Екатерины II Платону Зубову. В "Заметках по русской истории XVIII века" А. С. Пушкин назвал "кофейник Кутузова" в ряду самых показательных символов унижения дворянского духа. Интересно, что граф Ж. де Местр считал, что Александр I "недолюбливает его (Кутузова), возможно, из-за слишком уж большой угодливости". П.И.Багратион и А.П.Ермолов, называли Кутузова интриганом, Д.С.Дохтуров – малодушным, М.А.Милорадович – "человеком подлого нрава" и "низким царедворцем". Вспоминали и слова Суворова: "Я не кланяюсь Кутузову; он поклонится раз, а обманет десять раз". Тем не менее ситуация в действующей армии складывалась таким образом, что "спасать Россию" в скором времени должен был отправиться именно Кутузов.
У возглавлявшего 1-ую русскую армию М.Б.Барклая-де-Толли имелись свои взгляды на тактику войны с Наполеоном. Еще в 1807 г. он разработал план "скифской войны", которым поделился с немецким историком Б. Г. Нибургом: "В случае вторжения его (Наполеона) в Россию следует искусным отступлением заставить неприятеля удалиться от операционного базиса, утомить его мелкими предприятиями и завлечь вглубь страны, а затем, с сохраненными войсками и с помощью климата, подготовить ему, хотя бы за Москвой, новую Полтаву". Однако, помимо "скифского" плана Барклая, в России существовали планы наступательной войны, авторами которых были П.И.Багратион, Л.Л.Беннигсен, А.П.Ермолов, Э.Ф. Сен-При, принц А.Вюртембергский. Но самым перспективным считался план главного военного советника императора Александра прусского генерала Карла фон Фуля, который заключался в следующем: в случае войны с Наполеоном одна русская армия должна была отступить к укрепленному лагерю в г. Дриссы, а вторая – ударить в тыл противнику. К счастью Барклай-де-Толли сумел убедить Александра I увести армию из ловушки Дрисского лагеря и нашел в себе смелость попросить его уехать в Петербург. После отъезда императора Барклай приступил к реализации своего плана уклоняясь от генерального сражения с превосходящими силами противника, он отводил свою армию навстречу регулярным и ополченческим резервам и "на пути своём не оставил позади не только ни одной пушки, но даже ни одной телеги" (Бутенев) и "ни одного раненого" (Коленкур).
Если Барклай-де-Толли отводил свои войска осознанно, то Багратион, армия которого была втрое меньше (примерно 49 тысяч человек) отступал вынужденно. Данное обстоятельство выводило пылкого потомка грузинских царей из себя: "Наступайте! Ей-богу, шапками их закидаем!", – призывал Багратион начальника штаба 1-ой армии А.П.Ермолова. Он же жаловался в Петербург, что русским людям нет житья от немцев, писал, что Барклай-де-Толли "генерал не то что плохой, но дрянной", "министр нерешителен, трус, бестолков, медлителен и имеет все худые качества", попутно называя его "подлецом, мерзавцем и тварью". Недовольны Барклаем-де-Толли были и солдаты обеих армий, причем, по свидетельству А.П. Ермолова, "в главную вину ставили ему (Барклаю) то, что он был не русский".
Недовольство Барклаем нарастало, высшее общество Петербурга требовало смещения "немца", и Александр I был вынужден считаться с общественным мнением. Надо сказать, что данный монарх был очень невысокого мнения о деловых качествах своих генералов, в 1805 и в 1811 годах он даже пытался пригласить на должность главнокомандующего русской армией известного республиканского генерала Ж-В. Моро, потом – герцога Веллингтона, и уже в августе 1812 г. – Ж.Б.Бернадота, бывшего наполеоновского маршала, ставшего наследным принцем Швеции. Все эти попытки оказались неудачными, в итоге и в 1805 г., и в 1812 г. главнокомандующим российской армией назначен был все-таки Кутузов.
"Обстоятельства появления Кутузова на посту главнокомандующего обычно представляются так: народ, в том числе дворянство, потребовали этого, и Александр I в конце концов согласился. Документальных данных, подтверждающих эту версию, до сих пор не выявлено: это отражено лишь в некоторых воспоминаниях позднейшего времени... Реальной причиной стало то, что 5 августа 1812 г. в Петербург из армии вернулся П.М.Волконский и привез с собой страшное письмо Шувалова, которое отражало антибарклаевские настроения генералитета. Против Барклая был организован самый настоящий генеральский заговор с участием Ермолова, Багратиона и Шувалова... Шувалов совсем не просил императора о назначении Кутузова, он лишь требовал немедленного удаления Барклая" (А.Тартаковский). Чтобы не брать на себя ответственность, 5 августа 1812 г. Александр поручил вынести решение о кандидатуре нового главнокомандующего специально созданному Чрезвычайному комитету, в состав которого вошли председатель Государственного совета генерал-фельдмаршал Н.И.Салтыков, князь П.В.Лопухин, граф В.П.Кочубей, генерал-губернатор Петербурга С. К.Вязьмитинов, министр полиции А.Д.Балашов и граф А.А. Аракчеев. Комитетом были рассмотрены 6 кандидатур: Л.Л.Беннигсена, Д.С.Дохтурова, П.И.Багратиона, А.П.Тормасова, П.А.Палена и М.И.Кутузова. Предпочтение было отдано Кутузову. Некоторые историки утверждают, что причиной такого выбора стало то обстоятельство, что большинство членов данного комитета и Кутузов являлись членами одной и той же масонской ложи, но данная версия не может быть признана основной и единственно верной. Александр I был недоволен таким ходом событий, но 8 августа он все же утвердил Кутузова в должности: "Я не мог поступить иначе, как выбрать из трех генералов, одинаково мало способных быть главнокомандующими (имеются в виду Барклай-де-Толли, Багратион, Кутузов), того, на которого указывал общий голос, – сказал он своей сестре Екатерине Павловне.
Вопреки распространенному мнению, назначение Кутузова отнюдь не вызвало восторга у высшего командования российской армией: генерал Н.Н.Раевский считал нового главнокомандующего "ни в духе, ни в талантах не выше ничтожества" и открыто говорил, что "переменив Барклая, который не великий полководец, мы и тут потеряли". П.И.Багратион, узнав о приезде светлейшего князя, заявил: "Теперь пойдут у вождя нашего сплетни бабьи и интриги". В дополнении ко всему к действующей армии Кутузов явился в сопровождении двух любовниц, переодетых казаками, так что английский историк Алан Пальмер имел основания написать, что к 1812 г. этот полководец уже прошел путь "от романтического военного героя до скандального развратника". Но не это смущало генералов: Кутузов был стар и сам не отрицал этого: "Признаюсь, что в мои лета служба в поле тяжела и не знаю, что делать", – писал он из Бухареста в марте 1812 г. "Хитрый как грек, умный от природы, как азиат, но в то же время европейски образованный, он (Кутузов) для достижения успеха более полагался на дипломатию, нежели на воинские доблести, к коим по причине возраста и здоровья был уже не способен", – вспоминал о русском главнокомандующем английский военный комиссар Р. Вильсон. "Совсем другого человека видел я в Кутузове (в 1812 г.), которому удивлялся в знаменитое отступление его из Баварии (в 1805 г.). Лета, тяжелая рана и потерпенные оскорбления ощутительно ослабили душевные силы его. Прежняя предприимчивость, многократными опытами оправданная, дала место робкой осторожности", – сетовал А.П.Ермолов. Патриарх советской школы историков М.Н.Покровский считал, что "Кутузов оказался слишком стар для каких бы то ни было решительных действий... С назначением Кутузова – и до конца кампании, в сущности, – армия лишилась всякого центрального руководства: события развивались совершенно стихийным образом".
Однако солдатами и младшими офицерами Кутузов был встречен с ликованием. Клаузевиц, который в 1812 г. сам служил в русской армии, писал: "Относительно боевой репутации Кутузова в русской армии не имелось единодушного мнения: наряду с партией, считавшей его выдающимся полководцем, существовала другая, отрицавшая его военные таланты; все, однако, сходились на том, что дельный русский человек, ученик Суворова, лучше, чем иностранец" (т.е. Барклай-де-Толли). "Потомство и история признали Наполеона grand, а Кутузова – иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем-то неопределенным, – какой-то куклой, полезной только по своему русскому имени", – констатировал в своем знаменитом романе "Война и мир" Л.Н.Толстой.
Кутузов прибыл в действующую армию после того, как Барклай-де-Толли отвел русские войска от разрушенного в трехдневных боях Смоленска, где Наполеон попытался "вовлечь россиян в генеральное сражение за Смоленск, как за один из священных городов России и разгромить сразу обе их армии" (Н.А.Троицкий).
"Что делать, друзья! – сказал в то время покинувшим свои дома смоленским обывателям великий князь Константин Павлович, – Мы не виноваты. Не допустили нас выручать вас. Не русская кровь течет в том, кто командует нами... У меня не менее вас сердце надрывается".
Продемонстрировав публике свой патриотизм, Константин покинул 1-ую армию, заявив, что едет в Петербург, чтобы заставить брата заключить мир с Бонапартом. А благополучно выведший русские армии из расставленной Наполеоном ловушки Барклай-де-Толли стал готовиться к генеральному сражению на выбранной им позиции у Царева-Займища, но все его планы спутало появление Кутузова. А.П.Ермолов, А.Н.Муравьев, М.А.Фонвизин считали место, выбранное Барклаем, выгодным для предстоящей баталии, первоначально счел ее таковой и новый главнокомандующий, однако вскоре он неожиданно отдал приказ к отступлению.
22 августа (2 сентября) российские войска подошли к деревне Бородино, где несколько дней спустя произошло одно из самых известных сражений мировой истории.
Новую позицию у Бородино критиковали П.Багратион и А. Ермолов, К.Маркс и Ф. Энгельс, В.В.Верещагин и Л.Н.Толстой. Последний, впрочем, считал, что для исхода боя никакого значения не имели ни слабость русской позиции, ни полководческий гений Наполеона.
"Всё выбираем места и всё хуже находим", – жаловался Багратион в письме к Ф.Ростопчину. Поддерживал данную точку зрения и М.Н.Покровский, который считал позицию у Бородино "крайне неудачно выбранной и еще хуже укрепленной", так что "Наполеон брал наши батареи кавалерийскими атаками".
Но в рамках "нового взгляда" на выдающуюся тактику М.И.Кутузова (который перед сражением писал, что "позиция, в которой я остановился при деревне Бородино… одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно... Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции…"), многие советские историки стали оценивать позиции российских войск совершенно иначе: "Русские войска расположились на небольшой высоте, а французам как бы пришлось подниматься в гору, преодолевая овраги и искусственные инженерные сооружения... противнику пришлось наступать на все сужающиеся участки фронта, как бы в "воронку", причем то преодолевая глубокие овраги, то взбираясь на холмы" (В.Г.Сироткин). Давайте же рассмотрим сильные и слабые стороны позиции российской армии при Бородине.
Главными опорными пунктами русской позиции были с. Бородино справа, Курганная высота в центре и д. Семеновская слева. Недостатком выбранной позиции была уязвимость левого фланга для удара с фронта: "Наш главнокомандующий крепко ошибся, сочтя Бородино за центр своей защиты, хорошо укрепивши местность у большой дороги и особенно правый фланг, но недостаточно сильно около Семеновского и совсем плохо у Утицы, т. е. на левом фланге", – писал В. Верещагин.
Действительно, правый фланг Кутузов считал главным (т.к. он прикрывал кратчайший путь к Москве – Новую Смоленскую дорогу). Предшествовавший Бородинскому сражению бой у д. Шевардино позволил с большой долей вероятности определить направление главного удара французов, и ненавидевшие друг друга Багратион, Беннигсен и Барклай-де-Толли пришли к общему мнению, предлагая перегруппировать войска слева направо, однако Кутузов ограничился переводом в резерв левого фланга корпуса генерал-лейтенанта Н.А.Тучкова. Главнокомандующий все же приказал укрепить левый фланг флешами у д. Семеновское и "загнуть оный" к флешам. Таким образом, фланг был усилен, но зато снаряды французских батарей, против него действовавших, при перелете попадали в тыл центра и правого фланга русской армии.
Многие читатели знаменитого романа Л.Н.Толстого, вероятно, помнят это описание бессмысленной гибели солдат Андрея Болконского: "Полк князя Андрея был в резервах, которые до 2-го часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более 200 человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей... Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей".
Здесь писатель не погрешил против истины: протяженность русской позиции составляла 8 км, двумя линиями с интервалами не более 200 м стояли пехотные корпуса, за ними – кавалерия, далее – резервы. Чрезмерная скученность и малая глубина боевого порядка русских войск позволяли артиллерии Наполеона поражать все русские линии, вплоть до резервов.
Расположение русских войск было следующим: на правом фланге и в центре русских позиций находилась 1-ая армия Барклая-де-Толли, центром командовал Д.С.Дохтуров, правым крылом – М.А.Милорадович. Левый фланг занимала 2-ая армия Багратиона.
Каковы же были силы противников? По последним данным численный перевес был на стороне русской армии: регулярных войск – более 115 тысяч человек, казаков – 11 тысяч, ополченцев – 28,5 тысяч, итого – около 154 тысяч человек. Офицеров и генералов в русской армии было 3952 человека. Интересно, что только 150 из них были помещиками и имели крепостных (3,79%). Ещё около 700 надеялись унаследовать когда-нибудь весьма скромное поместье. Сражаться за Россию и за Москву вышли в тот день русские мужики и представители служилого дворянства. А у представителей высшей родовой аристократии России в тот тяжелый год нашлись более интересные и важные дела: «русские балы» и «патриотические обеды», бесконечные речи в Дворянских собраниях. Да и гаремы из дворовых девок (которые некоторые, особенно утонченные натуры, замаскировали под крепостные театры) требовали постоянного внимания. Для 10% офицеров Бородинская битва стала первой (а для многих – и последней) в жизни. Французская же армия насчитывала около 133 тысяч человек. В артиллерии количественный перевес также был на стороне русской армии (640 орудий против 587 французских), но при этом во время сражения она, по подсчетам Н.Павленко, выпустила всего 60 тысяч снарядов против 90 тысяч французских (П.Граббе приводит другие цифры: 20 тысяч русских выстрелов против 60 тысяч французских). Кроме того, говоря о соотношении сил следует учитывать, что гвардия Наполеона (около 20 тысяч человек) в битве не участвовала, Кутузов же использовал все резервы.
План Наполеона был следующим: пока на правом фланге русской армии войска Богарне предпринимали отвлекающие атаки, Ней и Даву должны были овладеть Семеновскими флешами и, повернув налево,сбросить Кутузова с резервами в реку Колочу. Корпусу Понятовского поручалось обойти флеши справа.
Бородинское сражение началось в 6-м часу утра 26 августа, когда полк из дивизии генерала Дельзона ворвался в Бородино. Затем войска под командованием Нея, Даву (который был контужен в самом начале сражения) и Мюрата атаковали левый фланг русских, а корпус Понятовского начал обходное движение справа от флешей. Две дивизии под командованием генерала Жюно попытались ударить по войскам Багратиона с фланга – между флешами и д. Утица, но встретились с корпусом К.Багговута, который еще в начале сражения стоял на правом фланге, но был направлен Барклаем-де-Толли на помощь Багратиону: "Большая часть армии Барклая и между прочим целый корпус Багговута прибежал с крайнего фланга к Багратиону, начинавшему уже изнемогать со своими небольшими силами под бешеными натисками Нея... Начни Наполеон атаку раньше, до рассвета, а главное сам он не страдай в этот день своей старой болезнью (dysurie) и поведи дело энергичнее, это перебеганье чуть ли не половины армии под выстрелами вряд ли так окончилось бы", – писал по этому поводу В.В.Верещагин. Сам П.И.Багратион был смертельно ранен осколком ядра во время атаки гренадеров 57 французского полка – по одним данным около 9 часов утра, по другим – около 12 пополудни. Осознав трагичность ситуации и не надеясь более на главнокомандующего Багратион настойчиво просил: "Скажите генералу Барклаю, что участь армии и ее спасение зависят от него". Ранение Багратиона привело к тому, что 2-ая армия "была опрокинута в величайшем расстройстве" (Барклай-де-Толли).
"Одно общее чувство – отчаяние. Около полудня 2-ая армия была в таком состоянии, что некоторые части ее, не иначе как отдаля на выстрел, возможно было привести в порядок", – это свидетельство А.П.Ермолова.
Под командованием генерала П.П.Коновницина войска левого фланга отошли к деревне Семеновское. Явившийся на замену Багратиону Д.С.Дохтуров сел на барабан и заявил: "За нами Москва! Умирать всем, но ни шагу назад". Отступить все же пришлось: дивизия генерала Фриана из корпуса Даву овладела Семеновской, но русские, отойдя на 1 км, сумели закрепиться на новой позиции. Окрыленные успехом маршалы обратились к Наполеону за подкреплением, однако тот решил, что левое крыло противника непоправимо расстроено и отдал приказ атаковать Курганную высоту, чтобы прорвать центр русских.
Какова же была роль Кутузова в Бородинской битве? Многие исследователи приходят к неутешительному выводу, что находившийся за три версты от поля боя главнокомандующий с первых же минут потерял управление армией и никак не влиял на ход битвы. Н.Н.Раевский утверждал: "Нами никто не командовал". По мнению Карла Клаузевица, который лично наблюдал за поведением главнокомандующего 26 августа (7 сентября) 1812 г., роль Кутузова в сражении при Бородино "равнялась почти нулю". Но именно в этот момент, он, единственный раз за все время сражения, вмешался в ход битвы и отдал приказ организовать контрудар во фланг наполеоновской армии силами русской конницы. В обход левого фланга противника отправились кавалеристы Ф.П. Уварова и казаки М.И.Платова. Советскими историками этот рейд оценивался как "гениально задуманная и блестяще выполненная операция". Однако фактические результаты данного маневра не дают никаких оснований для таких выводов. В.Г.Сироткин осторожно признает, что "реальный урон войскам Наполеона от этого рейда был незначительный", но зато "психологический эффект – огромный". Однако сам Кутузов очень холодно встретил вернувшегося Уварова ("Я все знаю – Бог тебя простит"), а после сражения из всех своих генералов не представил к наградам именно "героев" этой "блестящей операции", прямо заявив царю, что награды они не заслужили: встретив у деревни Беззубово войска генерала Орнано, русская кавалерия повернула назад. А.И.Попов заметил, что эта "диверсия принесла больше пользы русским, чем вреда французам", почему же? Дело в том, что этот рейд на некоторое время отвлек внимание Наполеона от штурма Курганной высоты, которая пала таким образом на два часа позже. Первый раз на курганную высоту французы ворвались около 10 часов утра, но были выбиты оттуда русскими войсками под руководством случайно оказавшегося поблизости Ермолова. Во время этой контратаки погиб начальник русской артиллерии А.И.Кутайсов и был взят в плен французский генерал Бонами. Общий штурм Курганной высоты начался в 14 часов. 300 французских орудий с трех сторон (с фронта и со стороны Бородина и Семеновской) обстреливали русские позиции на высоте и, как писал Барклай-де-Толли, "казалось, Наполеон решился уничтожить нас артиллериею". Граф О.Коленкур во главе дивизии кирасир ("gens de fer" – "железных людей") с фланга ворвался на батарею Раевского и погиб там. С фронта на высоту взошли дивизии Жерара, Брусье и Морана. Никто из русских не бежал, все они были уничтожены противником, а генерал П.Г.Лихачев попал в плен. Атака кирасир Коленкура признана самым блестящим маневром Бородинской битвы, а взятие Курганной высоты – самым большим успехом французов в этом сражении.
Но прорвать фронт русских Наполеону не удалось: два кавалерийских корпуса (Латур-Мобура и Груши), пытаясь развить успех, столкнулись с русской кавалерией Ф.К. Корфа и К.А.Крейца. Ситуация была критической, Барклай-де-Толли покинул свою ставку и сражался как простой гусар, многие мемуаристы говорят, что командующий 1-ой армией искал смерти в этом бою. Латур-Мобур и Груши были ранены, но опрокинуть русских французы не смогли. Около 17.00 Даву, Ней и Мюрат просили Наполеона бросить в бой старую гвардию, но получили отказ. Маршал Ней, рыжие волосы которого в этот день стали черными от дыма, в ярости крикнул, узнав об этом решении императора: "S`il a desapris de faire, son affaire, qu`il aille se… a Tuilleri; nous ferons mieux sans lui" ("Если он разучился делать свои дела, то пусть идет с… в Тюильри, мы обойдемся и без него"). Именно в этот момент Кутузов в ответ на сообщение флигель-адьютанта Л.А.Вольцогена о падении Курганной высоты заявил: "Что касается до сражения, то ход его известен мне самому как нельзя лучше. Неприятель отражен на всех пунктах, завтра погоним его из священной земли русской" (описание этого эпизода есть в романе Л. Н. Толстого "Война и мир"). После падения Курганной высоты резко осложнилось положение русских войск на Утицком кургане – важной высоте над Старой Смоленской дорогой. Она уже была однажды захвачена противником (около 11. 00), но отбита в ожесточенном бою, в котором погиб генерал-лейтенант Н.А.Тучков-1. До 16.00 защитники кургана под командованием К.Багговута удерживали свои позиции. Однако после того как в брешь между Семеновским оврагом и д. Утица вошли две дивизии генерала Жюно, Багговут принял решение отвести свои войска на 1,5 км назад – к верховьям Семеновского ручья. После 17.00 сражение стало затихать, только в отдельных местах происходили стычки конницы и до 20.00 гремела канонада. "Битва на Москва-реке была одной из тех битв, где проявлен максимум достоинств и достигнут минимум результатов", – позже признал Наполеон.
"Если в Бородинском сражении армия не была полностью разбита – это моя заслуга", – говорил Барклай-де-Толли. С этим утверждением, пожалуй, можно согласиться: исправляя ошибки главнокомандующего, он направил на левый фланг корпуса Багговута и Остермана, что позволило избежать полного разгрома занимавшей этот фланг 2-ой армии, а переведенный с правого фланга в центр корпус Корфа помог отразить атаки Груши и Латур-Мобура. "Истинным спасителем России" назвал Барклая и знаменитый художник-баталист В.В.Верещагин.
Масштабы и огромное значение Бородинского сражения были в полной мере оценены современниками, как французами, так и русскими. Многие участники битвы оставили воспоминания, которые позволили историкам проследить ход сражения буквально по минутам. Тем более странными кажутся полярные оценки его результатов отечественными и зарубежными историками. Французы гордо говорят о великой победе Наполеона при Москве-реке (на самом деле – при Колоче), русские также объявили Бородино днем военной славы. Чтобы подчеркнуть значение Бородинского сражения отдельные российские историки пошли на откровенный подлог, утверждая, что в данной битве был развеян миф о непобедимости Наполеона (хотя до 26 августа 1812 г. данный полководец не выиграл сражения при Сен-Жан д`Анкр и Прейсиш-Эйлау, а сражение под Асперном 22 мая 1809 г. даже проиграл) и что Бородино "явилось последним актом оборонительной войны" и началом контрнаступления (в сторону Москвы!?).
Для того, чтобы сделать непредвзятые выводы о победе или поражении России при Бородино, следует ответить на два вопроса: первый – какие цели и задачи были поставлены перед русской армией до начала битвы, и второй – удалось ли добиться выполнения этих планов в ходе сражения.
Разные исследователи называют обычно три возможные цели русской армии в сражении под Бородино:
1. ЗАЩИТА МОСКВЫ
Данная задача считалась приоритетной, и сам Кутузов писал царю до начала Бородинского сражения, что "настоящий предмет мой это спасение Москвы", потому что "с потерею Москвы соединена потеря России". То, что данная задача в ходе Бородинского сражения решена не была, очевидно. "Побеждать – это значит идти вперед, отступать – быть побежденным. Москва отдана, сим все сказано", – писал Ж.де Местр. При ином взгляде на проблему нам придется совершенно серьезно цитировать "Всемирную историю, обработанную "Сатириконом": "К вечеру, одержав победу, Кутузов отступил. Побежденные французы с горя заняли Москву". Однако не будем торопиться повторять вслед за М.Н.Покровским, что в Бородинском сражении Кутузов "достиг только того, что был разбит наголову", и посмотрим на Бородинскую битву с другого ракурса.
2. НАНЕСЕНИЕ МАКСИМАЛЬНОГО УРОНА НЕПРИЯТЕЛЮ ПРИ МИНИМАЛЬНЫХ ПОТЕРЯХ СО СТОРОНЫ РОССИЙСКИХ ВОЙСК
"Вся цель устремлена на истребление французской армии", – писал Кутузов Александру I перед отходом с Бородинских позиций. "Основной целью Кутузова было разгромить, возможно более ослабляя, армию Наполеона, в то же время сохраняя как можно полнее боеспособность и маневренные возможности русской армии... Кутузов очень успешно провел с нужными ему результатами ту оборонительную ситуацию, каковой с самого начала являлось для него и для его армии Бородинское сражение, а Наполеон проиграл совершенно безнадежно и неоспоримо тот наступательный бой, который он предпринял с целью разгрома русской армии", – утверждал Е. Тарле. Посмотрим, каковы потери сторон:
По ведомостям из архива Военного министерства Франции, в битве при Бородино Наполеон потерял 28 086 человек, Ф.В.Росточин же, ссылаясь на "документы, оставленные неприятелем", потери французов определяет в 52 482 человека. При этом Великая армия потеряла 49 генералов (10 убитыми и 39 ранеными). Потери же русской армии по разным источникам колеблется от 50 до 60 тысяч человек. 6 генералов было убито и 23 ранено. Трофеи с обеих сторон примерно одинаковы: французы захватили 15 пушек и 1 000 пленных, среди которых оказался 1 генерал (П.Г.Лихачев), русские – 13 пушек и 1 000 пленных, в числе которых также 1 генерал (Бонами). Таким образом, потери русской армии оказались как минимум не меньшими, чем потери французов. Поэтому с этой точки зрения Бородинское сражение окончилось "вничью".
3. БОРОДИНСКОЕ СРАЖЕНИЕ КАК "ИСКУПИТЕЛЬНАЯ ЖЕРТВА" ПЕРЕД ОСТАВЛЕНИЕМ МОСКВЫ
Некоторые исследователи утверждают, что Кутузов с самого начала не верил в возможность победы, но так как сдать Москву без боя он не мог, то Бородинская битва стала "искупительной жертвой" перед оставлением "второй столицы": "Кутузов, наверное, не дал бы Бородинского сражения, в котором, по-видимому, не ожидал одержать победы, если бы не голос двора, армии, всей России его к этому не принуждал. Надо полагать, что он смотрел на это сражение, как на неизбежное зло", – писал Клаузевиц. Похожего мнения о намерениях Кутузова был и А.П.Ермолов, который писал, что новый главнокомандующий "желал только показать решительное намерение защищать Москву, совершенно о том не помышляя". Ермолов сообщает также, что когда Барклай-де-Толли вечером 1 сентября стал убеждать Кутузова в необходимости оставить Москву, Михаил Илларионович "внимательно выслушав, не мог скрыть восхищения своего, что не ему присвоена будет мысль об отступлении, и, желая сколько возможно отклонить от себя упреки, приказал к 8 часам вечера созвать г. г. генералов на совет". Если предположить, что Кутузов на самом деле не имел намерения защищать Москву и русские войска своим героизмом должны были всего лишь искупить позор оставляемой неприятелю Москвы, то следует признать, что данная задача была блестяще выполнена. Французский генерал Рапп вспоминал, что никогда еще не доводилось ему "видеть такой резни", а Ж.Пеле утверждал, что "другие войска были бы разбиты, и может быть, уничтожены до полудня. Русская армия заслужила величайшие похвалы". Но французы резонно указывают, что их армия не использовала всех возможностей, и что в Бородинском сражении сам император Наполеон оказался не на высоте: "Перебирая все, чему я был свидетелем в продолжение этого дня и сравнивая эту битву с Ваграмом, Эйслингом, Эйлау и Фридландом, я был поражен недостатком у него (Наполеона) энергии и деятельности", – писал барон Лежён.
"Наполеон... в критические минуты выказал великую нерешительность, и, пропустив счастливую минуту, оказался ниже своей репутации", – считает маркиз де Шомбре.
Е.Богарне признался, что "не понимает нерешительности, выказанной его приемным отцом", Мюрат говорил, что он "не узнавал в этот великий день гений Наполеона", а Ней – что "император забыл свое ремесло".
Так или иначе, после окончания сражения французские войска были отведены с батареи Раевского и Багратионовых флешей на исходные позиции, что свидетельствует, скорее всего, о желании Наполеона дать своим солдатам возможность отдохнуть в стороне от трупов, густо усеявших поле боя. Это же обстоятельство дает основание говорить о "ничейном" результате Бородинского сражения – поле боя оказалось территорией, свободной от войск каждой из сторон, а русская армия, оставив занимаемые ею утром позиции, заняла другую линию обороны, атаковать которую, введя в дело гвардию, император не решился. На острове Святой Елены Наполеон выдвинул формулу, во многом примирившую военных историков обеих стран: "Французы показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми".
Va urma...
informații